На главную страницу

Форум

Гостевая книга

Фотогалерея

E-mail


© Copyright Елена Хаецкая

  
ДАМА ТУЛУЗА

Из прохлады Питера ввалилась в ласковую влажную жару вечерней Тулузы. Аэропорт Бланьяк - в сорока километрах от города, я по-французски ни бум-бум, где остановка автобусов - да кто ж их, лангедокцев, разберет, куда они ее спрятали...
В туалете стянула с ног колготки, причесалась, взвалила на плечо сумку и пустилась в странствия по аэропорту.

Каменная скамья, на скамье - мужчина лет сорока. Плюхаюсь рядом, достаю карту и начинаю на своем бурном немецком объяснять, что вот, приехала, вот, хорошо бы в город как-то выбраться...
При этом я для ясности тыкала пальцем в карту Тулузы.
Мужчина ответил по-немецки, что он из Страсбурга и тоже едет в город. Его зовут Жак, он - координатор библиотек; в Тулузу приехал по работе на два дня.
"А я - писатель Лена Хаецкая, приехала в Тулузу писать роман о Монфоре". Жак поначалу дивился на меня, а после стал стращать тем, что дешевого отеля я в центре Тулузы не найду. Мы выбрались на Страсбургском бульваре, Жак мгновенно снял номер за 175 франков и предложил мне две ночи спать с ним - совершенно бесплатно. Я отказалась, сказав, что привыкла к полной самостоятельности.

Жак объяснил портье, скучавшему в холле под пальмой, что вон та мадемуазель, которая с потерянным видом утопает в черном кожаном кресле, упираясь коленками в стеклянный журнальный столик, - она "не парль па не франсе, не англез", но хочет снять в центре Тулузы дешевый отель. Портье цепко посмотрел на меня и что-то нацарапал на схеме Тулузы - эти схемы во множестве лежали у него на столе. Жак ухватил бумажку и потащил меня на улицу.
- Нам нужно найти отель с одной звездочкой, - объяснил он.
- Лучше вообще без звездочек, - сказала я.

Через полчаса мы, к величайшему изумлению Жака, действительно нашли отель без всяких звездочек. Он назывался "Университет" и выходил окнами на собор Сан-Сернен. Тяжелая стеклянная дверь отеля была открыта, в глубине коридора (холла не было) горела лампа под абажуром, скрипучая деревянная лесенка вела наверх. И никого - ни портье с телефонами, ни холеных приезжих дам с сумками... Побродив по совершенно пустому отелю, Жак сообразил постучать в наглухо закрытую дверь у самого входа. За дверь закопошились и отворили. На пороге нарисовался негр и сонно посмотрел на нас.
Жак взял на себя все переговоры. Он объяснил негру всё насчет мадемуазель: она совершенно не парль па, но желает снять номер в этом прекрасном отеле. Негр поведал, что нумера стоят 105 франков, а если с душем - то 125. Можно еще телевизор притащить, это еще 35 франков дополнительно. Обсудив условия с негром, я добавила, что у меня только доллары. С этим проблем не было: отель был готов ждать с оплатой до завтра. Мне вручили совершенно несерьезный ключ и показали идти на второй этаж.
Старая деревянная лесенка заскрежетала под ногами. Жак остался ждать меня внизу, а я побежала смотреть свою шамбр, где мне предстоит провести эти шесть дней.

Шамбр оказалась сущими "нумерами". Туалета там, естественно, не было (удобство находилось под лестницей, у самого выхода из отеля). Имелось окно, забранное решетчатыми ставнями, огромная кровать, пахнущая чьими-то чужими духами, маленький стол, коленкоровый стул и многоуважаемый шкап с зеркалом. И то, за что я платила дополнительно 20 франков в день, - душ за пластмассовой загородкой.
Я бросила сумку на пол, умыла лицо и раскрыла ставни. Внизу, на мостовой, стоял Жак и разговаривал с какой-то женщиной.
Я высунулась из своего окна и сказала: "Бонсуар!" Они подняли головы и помахали мне.
Так я поселилась в Тулузе.

Теплый душистый вечер. Я выглядываю из окна своей комнаты, раскрыв ставни, и желаю доброго вечера Жаку, который ждет меня внизу, чтобы пойти вместе ужинать.
Essere in Toulouse.
Это ощущение началось именно с того мгновения, когда я раскрыла ставни в своей комнате и произнесла это "бонсуар" с таким видом, будто привыкла проделывать нечто подобное каждый день.
Женщина оказалась какой-то мимолетной знакомой Жака, сама она приехала из Аделаиды (Австралия) и к тому же превосходно говорила по-русски - может быть, из русских эмигрантов. Обменявшись несколькими замечаниями, мы с ней расстались, и больше я ее не видела. Но само ее явление было чем-то фантастическим в тот фантастический вечер.

Мы прошли мимо собора, вокруг которого цвели душно и сладостно пахнущие ночные цветы. В кафе на площади перед собором густо сидели студенты. Жак привел меня в большой ресторан на площади Капитолия (это местная Дворцовая площадь), взял вина и рыбы с овощами. Ужин был превосходный, я подметала со своей тарелки, являя "русское чудо". Меня подогревала мысль о том, что завтра мне есть уже не придется. С такими ценами придется переходить на хлеб и воду, иначе я не доживу до отъезда.
Спала я плохо - от перевозбуждения, от незнакомых звуков, от того, что одеяло сильно пахло чужими духами, от того, что кровать слишком мягкая, а подушка слишком низкая. В окно то и дело слышался щедрый звон с Святого Сатурнина.

В семь утра Тулуза уже просыпается. Машины, жующие мусор, с ревом медленно ездили вокруг собора и исчезали в узеньких улицах. В кафе выносили на улицу пачки пластмассовых стульев. Из пикапов грузили ящики, доверху наваленные овощами. Студенты, собираясь стайками, рассыпались по школам и университетам (мой отель стоял в студенческом квартале).
Медленно, медленно я шла по Тулузе, впитывая кожей ее влажный душноватый пыльный воздух, втягивая ее запах - цветов, пыли, удушливого смога, готовящихся блюд и выхлопных газов. В утренней прохладе было разлито обещание полуденной жары.
Розовато-золотистый кирпич зданий, булыжная и плиточная мостовая, узкие улицы с множеством тумб и решеток для парковки велосипедов, белые решетчатые ставни на окнах, пропускающие воздух, но останавливающие - преломляющие - слишком яркий солнечный свет.

Дама Тулуза. Своенравная, прекрасная, открытая, веселая, рабочая, студенческая, приветливая - кого полюбит, того уж полюбит, а кого не полюбила - того не полюбила, и попробуй тут что пойми.
Разве Монфору можно было, увидев, не влюбиться в эту женщину, разве можно было не пожелать ее себе!

КНИГИ. Самые замечательные книжные магазины находились возле того места, где я жила, - на улице де Тор, отходящей от Сен-Сернена (собора св.Сатурнина), и чуть подальше, на улице Гамбетта. Я по нескольку раз в день бродила по улице де Тор - с ее высокой, запертой в тесноте, темно-серой, похожей на донжон, церковью Нотр-Дам-де-Тор; с кафе "Армагеддон", где постоянно играют в какую-то азартную игру с фишками; с постоянными студенческими стайками в любое время суток; с множеством магазинчиков, торгующих статуэтками, веерами, негритянскими феньками, сумками из грубого полотна с множеством кисточек, катанами и кинжалами, экзотическими духами и резными трубками для курения; с множеством книжных лавочек, из которых самая замечательная - "Окситания"...

Я заходила туда просто для того, чтобы оказаться среди завалов толстых и тонких книг в бумажных переплетах - все они посвящены языкам Лангедока, Окситании, Прованса, Гаскони, разным оттенкам диалектов, - словарей, книг по истории края, сводов и отчетов университета, каких-то совершенно древних (в России бы сказала - "дореволюционных") и неудобочитаемых песенников типа "Любимые песни Окситании"...

Постояв немного и привыкнув к тусклому освещению, жду. Откуда-то de profundis бесконечных книжных гор выныривает дедушка-букинист. Приблизив к моим очкам свое широкое, какое-то вечно удивленное лицо, произносит тихо, вкрадчиво, как бы обещая скорое волшебство: "B-o-n-j-o-u-r, m-lle..." Книги безбожно дорогие. Бумажное плохонькое издание "Песни альбигойского похода" - книжка из тех, которые обычно разрезают ножом, с разлохмаченными краями, - 350 франков.

Разделы "истуар" очень обширны. Чего много, хоть жопой ешь, - так это книг о катарах. "Тайна катаров", "Обряды катаров", "Катары", "Малый словарь катаров", "Женщины катаров", "Судьба катаров", "История одной религии", "Тайна Монсегюра", "Падение Монсегюра" - и так далее, и так далее... Все эти книги, претендующие на "разгадку", преимущественно толкут воду в ступе, что вообще свойственно французской научной мысли.
Много устрашающе толстых книг по истории Тулузы, по истории Лангедока, по истории какого-нибудь маленького диоцеза.
Вторая по популярности тема (однако уступающая катаром с очень большим отрывом) - это крещение Хлодвига. "Хловис и крещение", "Крещение и Хловис"...
Несколько книг посвящено жизнеописаниям графов Тулузских. Купила тоненькую книжицу о Раймоне Шестом, называется - "Раймон VI, незнакомец".

В книжных лавках на меня смотрят, как на ненормальную. Особенно - в магазине, где я, блестяще демонстрируя полное незнание французского языка, потребовала роман Жана Кокто "Ужасные дети" (для франкочитающих друзей). На улице Гамбетта есть магазин "Эзотерическая литература", типичное нью-эйджевское заведение, пропахшее восточными благовониями. Единственное, кстати, заведение такого рода, которое я там видела. Продают эти самые благовония, колоды Таро, магические кристаллы, книги о буддизме, о дзене, о гаданиях - рунических, карточных и проч. - немного книг по христианству в разделе "ortodox", монументальный труд "Тулуза - столица мистики"... и, конечно же, самый обширный раздел касается катаров и немного - тамплиеров. Катары - это местная экзотика.
Вообще же в больших книжных магазинах книги о катарах стоят либо в разделе "Тайные Искусства", либо - "Все для туристов", а чаще - и там, и там.
Петра Сернейского не видела вообще, а "Песнь альбигойского похода" - в четырех местах. Имя Монфора встретила один раз, имени святого Доминика не видела вовсе. Не любит дама Тулуза святого Доминика. Святого Франциска - чтит, Антония Падуанского - весьма чтит, а вот Доминика в упор не видит, хотя доминиканский монастырь стоит почти в самом центре города.

ТУЛУЗСКИЕ СОБАКИ. Средняя тулузская собака - это умопомрачительная шавка, иногда раскормленная, которую обычно симпатичная и хорошо одетая женщина ведет на веревке. Шавки исключительно мелкие, иногда с бородатой мордой, иногда желтые, с выпученными глазами. В России такие собаки обычно во множестве трутся возле какого-нибудь сельского магазина, между собственно магазином, пунктом привоза газовых баллонов и автобусной остановкой, составляя естественное дополнение теткам, ожидающим автобуса, привоза баллонов или привоза хлеба, и дочерна загорелым засаленным мужикам, ожидающим привоза и начала торговли водкой.
Породистая тулузская собака - это чаще всего карликовый пудель. Один раз видела далматина, один раз - афгана, один раз - боксера, один раз - дога и один раз - невероятно раскормленную суку бассета, тяжко переваливавшуюся рядом с невероятно толстой черной женщиной.
Выгуливают собачек на узеньких тротуарах, где и свершается действо погадки. Вместе с тем Тулуза не производит впечатление города, засранного собаками, видимо, потому, что периодически служащие кафе и магазинов по-матросски выплесивают на мостовую перед своим заведением ведро мыльной воды и растирают лужу шваброй. Лужа стекает в желобок и утекает вдоль по мостовой. Желобки для воды точно такие же, как желобки для стока крови в камере пыток.

Любимое место выгула собак - набережная Гаронны. Это место похоже на Петропавловскую крепость - красной кирпичной стеной, стремительно выгорающей за лето травой, близостью мутной городской воды, панорамой города на противоположном берегу, а главное - ослепительной жарой, пляжностью, какой-то расхристанностью: по городу в трусах не пойдешь, а по набережной Гаронны - запросто.

Особая разновидность собак - собаки бомжей. Как правило, это довольно крупная овчарко-лайко-образная дворняга, исключительно грустное и добродушное создание, которое повсюду таскается за тулузским бомжом, спит с ним в обнимку и, развалившись рядом с ним на мостовой, задумчиво просит милостыню.

ПРОДОЛЖЕНИЕ >>
  

Если прочтение этого материала навело вас на мысли или вызвало вопросы,
поделитесь этим в Форуме, Гостевой книге или напишите нам.
TopList
Используются технологии uCoz